На её появление Ирма отреагировала моментально. Секунду назад она казалась мёртвой, но тут же открыла глаза и улыбнулась, ещё никого не видя.

- Гудрун? – прошептала она хрипло. Потом откашлялась и уже более твёрдым голосом повторила в пустоту, - Гудрун, это ты?

Комнатка в которой обнаружила девушка подругу была крошечной, но довольно уютной и чистенькой. Кружевная салфеточка на столе. Стопка отглаженных пелёнок. Ирма, конечно, похудела, но была не так плоха, как первоначально показалось Гудрун. Она недоверчиво посмотрела на занавеску вместо двери, но все же решилась появиться.

- Ирма! – она бросилась к её постели и только сейчас увидела крошечный свёрток с красным личиком рядом с ней.

- Гудрун! – Ирма протянула руки к девушке в белой одежде, - Я знала, знала, что это будешь ты! Я же говорила, что все у тебя получиться! Ты похожа на настоящего ангела. Да что я говорю, ты же и есть настоящий Ангел!

Ирма, наконец отпустила подругу, и с восторгом передала ей крошечный свёрток.

- Правда, она красавица?

- Правда, - не краснея соврала Гудрун, и внимательно посмотрела на серьёзное личико новорождённой, но совершенно с другой целью. Этот ребёнок не нуждался даже в одном Даре, а уж тем более в двух.

- Я же говорила, это будет девочка, - она совсем побледнела и откинулась на подушку, и Гудрун поняла, что её сил на долго не хватит. Ей нужно отдохнуть.

- Ты придумала ей имя? – спросила Гудрун тихо, прислушиваясь к звукам за занавеской.

- Я понятия не имею имена на какую букву сегодня раздают, но на всякий случай решила назвать её Сара.

Гудрун потянулась в карман за запиской и наткнулась там на второй хрустальный шар. Она просто физически почувствовала, как он встрепенулся к её тёплой руке. «Может этой девочке предназначен тот второй дар?» - успела подумать Гудрун прежде чем моментально исчезла, а из-за занавески в комнату заглянула пожилая женщина. Она внимательно осмотрела комнату и шаркая ногами по полу удалилась куда-то в недра квартиры.

Прежде чем снова появиться, Гудрун решила, что должна попробовать принять тот второй Дар, что она принесла. Она зажала в кармане пустой шар и почувствовала, как медленно эта не похожая на остальные Душа возвращается из неё в свой сосуд. Потом она зажала второй шар, который показался ей меньше, и Дар стал втекать в неё тонкой струйкой пока не стало привычно тяжело дышать, и она с облегчением почувствовала, что этому крошечному тельцу, он нужен. И то, что мешало ей дышать стало медленно перетекать в ребёнка.

Гудрун была слишком занята перемещениями внутри себя, чтобы обратить внимание как голова Ирмы беспомощно упала на подушку. Она снова материализовалась и попыталась её разбудить, но на эти усилия откликнулась только новорождённая девочка. Она запыхтела, скривила ротик и неожиданно громко заплакала. Гудрун прижала её к себе и так распереживалась, что совсем забыла, что они были не одни. Занавеска резко отдёрнулась, Гудрун вздрогнула, но исчезнуть не успела. К счастью, это был Стас. Конечно, он узнал Гудрун, но, едва кивнув, бросился к жене.

- Господи, Ирма! – он легонько похлопал её по щекам, приложил руку к шее, пытаясь нащупать слабый пульс. Судя по облегчению на его лице, ему это удалось.

- Она уже третий раз теряет сознание, - сказал он Гудрун, и посмотрел на неё как побитая собака, - Она ждала тебя. Наверно, я даже рад тебя видеть.

Он устало сел на кровать рядом с бесчувственной женой. Но она не очнулась.

- Ты скажешь мне как её зовут? – он попытался улыбнуться, глядя на дочь.

Гудрун даже не заметила, когда малышка замолчала.

- Конечно! Её зовут Сара.

Словно услышав своё имя, девочка попыталась открыть опухшие глазки, у неё это получилось наполовину и одним ярко-голубым глазом она с любопытством посмотрела на Гудрун. Гудрун невольно ей улыбнулась, а Стас заплакал. Горько, безутешно, почти навзрыд. Так плачут только мужчины, переживая действительно сильное горе.

- Хорошо…хорошо, что она была без сознания, - сказал он с трудом, - Пойдём, ты же Ангел, ты должна это видеть.

И совершенно не заботясь о том, что девушка в странной белой одежде могла вызвать много вопросов у остальных жильцов, он повёл её в помещение, очень напоминающее кухню в коммунальной квартире.

В углу стоял ящик, из которого он достал свёрток, положил его на стол, откинул край цветной тряпки, в которую он был завернут и отвернулся. Гудрун вздрогнула и малышка в её руках тоже, испугавшись этого невольного движения Гудрун, но не заплакала. В тряпке лежал синий сморщенный мёртвый младенец, подтянув к голове ножки, словно он все ещё в утробе матери. Тёмные длинные волосики на его голове слиплись, крошечные пальчики были зажаты в кулачки.

- Таки она опять без сознания, - сказала, входя уже знакомая Гудрун пожилая женщина, все так же шаркая ногами по полу, тяжело переставляя искалеченные артритом и неестественно вывернутые ноги. Она казалось, совершенно не заметила Гудрун застывшую по середине кухни с малышкой на руках, накрыла тряпкой и спрятала мёртвого младенца в ящик, словно случайно забытую кем-то на столе вещь, и сказала спине Стаса:

- Таки придётся найти для пани молока, иначе не выкарабкается.

Стас стоял лицом к окну, скрестив на груди руки и не шевелился.

- Пане таки слышал меня? – спросила его женщина.

- Да, да, Хана Захарьева. Я понял, - не поворачиваясь тихо ответил он.

- Зерахьевна, - поправила его старушка и, покачав головой, вышла.

- Мальчик родился первым, - все так же не поворачиваясь, сказал Стас, - Он даже сделал первый вздох и заплакал. Я слышал, он плакал. Но здесь повсюду плачут новорождённые дети. Вот опять!

Он ненадолго замолчал, прислушался и, наконец, повернулся.

- Я ведь не сошёл с ума?

Гудрун прислушалась. Да, где-то в другом конце коридора действительно плакал ребёнок.

- Я тоже слышу, - сказала она и внимательно посмотрела на его серое лицо. Он казался ей лет на десять старше своих девятнадцати лет.

- Надеюсь, теперь она позволит забрать себя из этого ужасного места, - совершенно без выражения продолжил он, - Когда он родился, она потеряла сознание. Эта Хана Захарьевна или Зерахьевна, - он скривился, словно, ему ненавистно было даже её имя, - единственная акушерка, которую здесь удалось найти, но она совсем не выходит, поэтому всех рожениц приводят к ней. И она берет деньги и за постой, и за роды, и за уход. Она сказала, что возьмёт с меня в двойном размере, потому что первоначально названная сумма подразумевалась за одного малыша, а она приняла «таки» двух. Но потом мальчик умер, и мы решили не говорить об этом Ирме, потому что, когда начались новые потуги и родилась девочка, она даже не поняла, что это второй малыш. И Хана Захарьевна передумала и взяла деньги только за одного. Господи! За что? За что она любит этих людей? – он покачал головой и пошёл обратно в комнату.

 Гудрун послушно поплелась за ним. Он склонился над женой, погладил её по щеке, и поправил выбившуюся прядь волос ей за ухо. Где-то совсем близко, видимо, за стеной, снова заплакал ребёнок. Тёплый комочек в руках Гудрун завошкался и тоже захныкал, изо всех сил крутя головой, видимо проголодавшись. Теперь Гудрун поняла, почему эта девочка такая маленькая. Их должно было быть двое. Она передала её отцу, и он аккуратно прислонил к себе светленькую головёнку, прижавшись губами к мягкому светлому пушку на затылке, торчавшему из сбившейся набок пелёнки. На звук её голоса Ирма пришла в себя и увидев их всех вместе, улыбнулась. Стас положил кряхтящую малышку ей на грудь и ещё немного похрюкав, она затихла.

На руке у Гудрун настойчиво запищал браслет.

- Я должна идти, - сказала она, - Но теперь у меня есть возможность вас навещать, - сказала она, глядя на малышку, - Берегите нашу Сару!

И она растаяла, словно её здесь никогда и не было.

В тот момент она ещё не знала, что свидеться им больше в этой жизни так и не придётся. Оба хрустальных шара в её карманах окажутся пусты. И на обоих будут висеть так и не приклеенные Метки.